И ее выступление звучит теперь как завещание всем нам...
Политковская А.С.: Добрый вечер. Я работаю в «Новой газете», являюсь обозревателем этой газеты. Меня попросили говорить о Северном Кавказе, уже люди об этом сказали, я только добавлю то, чего не было. Но начну все-таки с концептуальных вещей лично для меня, может быть, не для вас. Что такое другая Россия для меня? Другая Россия – это страдающая Россия, это структуры, которые вылились из желания помогать этой страдающей России.
И также люди, которые понимают, что надо помогать страдающим. Вот, грубо говоря, к кому я могу обратиться в своей работе для того, чтобы помочь людям, которые обратились в газету? Я могу об этом рассказать Каспарову или Сатарову, и они, может быть, поймут меня, и даже я уверена, что поймут. К чему я клоню? Страсть слушать и выслушать страдающего человека, страсть, она должна сопровождать лидера или человека, претендующего на общественное лидерство. Я считаю, что сегодняшнее поведение Касьянова и Хакамады абсолютно невозможно в этом ключе рассматривать. Они здесь просто обязаны были это все слушать. И если они уже сейчас, так же как часть, так же как власть абсолютно бесстрастны к страданиям людей, если они уже все знают и уже они обо всем наслышаны, и им уже ничего не нужно, то я не понимаю, зачем они здесь. Я не могу их тогда рассматривать, как часть другой России. Я их рассматриваю, как часть бюрократически высокомерной России. Извините, погорячилась. А теперь о тех людях, которые страдают. Сейчас говорили о тех тысячах похищенных, почти всегда это равнозначно уничтоженных людей. Я скажу о том, что сегодня на Северном Кавказе. Это место, где живут тысячи семей, которые потеряли своих близких в результате политики государственного терроризма. На что они могут рассчитывать? Это люди, которые испытывают чувство абсолютной безысходности по отношению к нашим государственным структурам, они выкинуты, они поражены в правах вследствие беды, произошедшей с их родными. Я просто проведу коротко пример, потому что у меня вообще пять минут. Дело Увайса Делакова, Ингушетия. Увайс Делаков, 48 лет, никогда не воевавший, немолодой уже человек, был похищен 7 мая этого года с центрального рынка в Назрани неизвестными в камуфляже на глазах многочисленных свидетелей, которые запомнили марку, номер автомобиля, которые знали, куда его закинули, куда поехали эти машины. Несмотря на всю информацию, несмотря на тут же последовавшее официальное обращение семьи во все положенные инстанции, ни МВД, ни ФСБ Ингушетии не предприняли никаких мер. 4 июня этого года, более чем через месяц, в семью пришел посредник, который предложил за 40 тысяч долларов указать место, где покоятся останки убитого Увайса Делакова. Сошлись на 10 тысячах долларов. Семья была счастлива собрать и заплатить эти деньги. Счастлива, потому что рядом с этой семьей живут сотни других ингушских и чеченских семей, в которых нет этого счастья заплатить и найти последнее пристанище своего близкого человека и перезахоронить его. Слава богу, никто за десять тысяч долларов не обманул, и посредник от УФСБ показал место, где, действительно, в
Панфилова
Е.А.: Еще две минуты.
Политковская
А.: Важная деталь,
большинство этих дел по похищениям эскадронами смерти и убийцами эскадронов
смерти санкционированы к нерасследованию, к мертвякам и висякам, тем человеком,
который в конце прошлой неделе назначен у нас главным военным прокурором, (...)
Фединским (?). За последние годы он тысячи раз доказывал свою предельную
лояльность именно беззаконию. Им приговорена к тупику жизнь тысяч сегодня
отцов, матерей, сестер, братьев похищенных и замученных людей. Случаи
осуществления государственного правосудия исключение. Все, кто этим занимается,
они широко известны и на перечет, все на перечет. Расследование возможны лишь
при чудесном стечении обстоятельств. Первое – если родственники чрезвычайно
храбры и настойчивы. Чрезвычайно. Второе – как правило, это бывает только когда
чудом отправлены за границу другие члены их семей, и остался кто-то один
добиваться этой правды. Третье – в самое силовой структуре сложилось
специфически конкретное обстоятельство против конкретного киллера в погонах. И
его сдают. И четвертое – дело стало общественно известным. То есть, пишут СМИ.
Что остается тем, кто страдает от этой безысходности? Первое: осуществление
порядка личной мести, личного расследования собственного и собственного
правосудия. Заявление в Европейский суд по правам человека. Третье – и то, и
другое. Как можно изменить эту систему законсервированного беззакония, а оно на
сегодняшний день абсолютно законсервировано. Крышка сверху хорошо прижата
камнем. Малый путь, чем, собственно, я и занимаюсь. Не меняя общего, попытаться
чудом изменить частное. То есть, как можно большее число дел переводить в
общественно резонансные. Вот я, журналист, лично этим занимаюсь. Это помогает
семьям добиваться справедливости. Чаще, безусловно, кастрированной
справедливости, но все же. Однако, усилий крошечной группы СМИ и правозащитных
организаций совершенно недостаточно на этом пути. За бортом все равно остается
тысячи семей. Тысячи семей с путем личной мести и личного расследования. Только
с этим путем. И поэтому остается принципиальный путь, то есть, высочайшую
индульгенцию на это беззаконие можно отменить лишь с уходом Путина, безусловно,
и его команды. То есть, не допустить операции «Преемник». Это совершенно
очевидно, совершенно очевидно. И тогда только возможна смена власти на
демократическую. Есть большой спор в правозащитной среде, я о нем знаю,
ожидание демократической мутации Путина и его команды, веем, может быть этими
иллюзиями и я страдала какое-то количество первых месяцев второй чеченской
войны. И чем заняты до сих пор многие правозащитники. Это ожидание абсолютно
бесперспективно. Потому что невероятно, и оно уже сегодня предательски по
отношению к людям, которые к нам обращаются за помощью. Кроме того, уверена,
абсолютно уверена, что отказ правозащитной среды от сотрудничества с Путиным и
его командой, а как вы знаете, наоборот, это не отказ, а постоянная готовность
стать декорацией правозащитной для Путина, это послужит, отказ послужит большей
пользе этим страдающим людям, потому что Путин пасует перед твердостью. Это уже
известно. А вот сотрудничество конвертирует исключительно в свою пользу, в свои
козыри. Два слова об ОМОНе, у меня есть 50 секунд, я думаю. В последнее время
стало совершенно очевидно, что ОМОН используется не по назначению. Вернее, по
тому назначению, которое ему власть делегировала, то есть, по «оранжевому»
варианту. Значит, случай расстрела, первый случай расстрела митинга против
коррупции, произошедший в Докуспаринском, далеком-далеком районе Дагестана,
когда, действительно, ОМОН Республики Дагестан был применен против абсолютно
мирной, разрешенной, и так далее, и т.п. демонстрации, были применены пули,
которые запрещены к применению. Общество, в общем-то, промолчало, но, тем не
менее, погиб человек. У двоих эти пули, запрещенные к применению, это доказано
абсолютно юридически, они застряли за грудиной, там у другого в двух
сантиметрах от сердца. То же самое, и уже это страна наблюдала действия ОМОНа в
том же Южном Бутово. Совершенно ясно, что ОМОН не способен контролировать себя,
ОМОН, приученный на Северном Кавказе, безусловно, приученный на бесконечные
ротации к необузданном насилию, во всех видит своих смертных врагов. И уже
непонятно чьих. Своих. Им бить и стрелять единственный тип общения с народом.
Поэтому пришло время, во-первых, запрета, требование запрета на участие ОМОНа в
разгонах демонстраций и митингов. Во-вторых, пересмотра дозволенного вооружения
против митингующих. Я хочу сказать, что большие, огромные надежды возлагаю на
завтрашний день, думаю, как и многие в зале, на объединение тех сил, которое мы
ждем, когда объединяться. И очень хотелось бы, чтобы не победил так называемый
синдром Явлинского, теперь это уже почти синдром. Синдром всегда зависеть от
администрации президента, и только так добиваться какого-то жалкого места в
парламенте. Спасибо.
http://www.theotherrussia.ru/verbatim/
Комментариев нет:
Отправить комментарий